ХОРРОР-ХОККУ

эти таблетки
практически безопасны
только вот зубы


ты убедился
что хорошо его запер?
что там за шум в при


вы не могли бы
четче произнести вслух
приглашение


мне показалось
здесь что-то есть в подвале
ой оно шеве


не бойся меня
где твои мама и папа?
эй что ты дела


да ладно тебе
это детские сказки
давай откроем

@темы: страшилки, нет в книге, хайку

---

* * *

Ну вот.
Я услышал.

Утешь меня, дай мне повод
считать, что ты понимаешь,
с кем говоришь,
когда проклинаешь
короткий якобы повод
и ноешь,
что ты давно уже не малыш.

Когда ты отчаянно просишь
большого дела,
ругаешь стрелу пера,
мол, не так остра.
Яришься, рисуешься,
требуешь оголтело
серьёзного отношения,
равных прав.

Я мог тебя взять в ладонь,
залечить все раны,
унять твою вечную дрожь,
дурная ты мышь.

Но нет, я пришёл
с тобой говорить на равных.

Так что же ты
извиваешься
и кричишь?

@темы: короткое, вопросы веры, нет в книге

---

* * *

Не в финале -- в разгаре, посередине,
острый гребень времени оседлав,
весь свободный, словно рыбак на льдине,
я плыву в темноту. Темнота тепла.
Темнота убаюкивает и плещет
песню старую, тихую, без затей:
раздари все альбомы, цветные вещи --
ни к чему они в темноте.
Темноте всё равно, что внутри ты розов,
нежен, ласков, красив, как осенний Крым.
В темноте только текст и вот эта поза:
мол, смотрите дети, поэт открыт,
что-то тихим голосом говорит нам,
ждёт, когда этот ужас
кончится.
Я пинком вышибаю подпорки ритма
и с улыбкой смотрю, как текст
корчится.

Он уже не выглядит стройным,
но пока
даже так
красивый,
как встревоженный рой осиный.
Поэтому я начинаю
лупить его
что есть силы.
Пачкать рифмой в случайных местах --
назовите теперь его
белым.
Ломать -- ни один сустав
не останется целым,
ни одно ребро
во впалой его груди.
Черта с два этот стих свободный.
Я теперь ему господин.

Я, испортивший представление,
разбивший для вас свой текст,
может быть, последний,
даже не думающий вытаскивать
впившиеся буквы
из ладоней, ступней и коленей.
Я, созвучие добывающий в горле,
негромкое, жалкое, но живое.
Я стою и говорю лично с тобой,
да,
мы перешли на "ты",
нас осталось двое.

И всё, чего я правда хочу --
чтобы ты забыл,
как вдыхать.
Только это имеет значение,
если речь идёт о стихах.
Ты либо слышишь их,
либо не слышишь их.
Остальное -- формальности.
Для критиков
и глухих.

@темы: шут знает какой тег, нет в книге, слова, эксперименты

---

* * *

Ученик колдуна
изящным движением
превращает бутылку в розу.
Обещание превращает в угрозу.
Рыхлый сухой верлибр
в опасно ритмичную прозу.
Идущего превращает в бегущего,
бегущего -- в лежащего стонущего.
Это простая магия --
ничего стоящего.

Сам колдун превращает
молчание-золото
в свинцовые слитки воя.
Растворяется в красном дыму
на глазах конвоя.
Умеет, к примеру, мёртвое
превращать обратно в живое,
возвращать через Лету в лето,
без паромщика, вброд,
но магический кодекс гласит:
можно только наоборот.

Или вот дурак
стучит варёным яйцом по столу,
чистит, разламывает, находит иглу.
Так приходит конец
вселенскому злу.
Само яйцо, между прочим,
он съест потом, посолив.
Дурак раздражающе весел,
удачлив, нелеп, болтлив.
Даже сидя по пояс в трясине,
не хандрит, не скорбит ни о ком.
Если я когда-нибудь вырасту --
вот бы стать дураком.

Чтобы двигаться, как дурак,
не петляя, не семеня.
Выйти в город за страхом с утра,
всё продать -- купить семена.
Уложить их дремать пока
в колыбель горшка
и нанять им няньку, прибывшую издалека:
будет петь им песни в тоске
на своём родном языке.
Как пробьётся цветочек аленький --
срезать,
смять,
сварить в молоке.

Чья-то боль уйдёт в облака
от волшебного молока.
Я же снова пойду за страхом --
подманивать, выкликать --
подающий большие надежды
ученик дурака.

@темы: город, нет в книге, внезапно популярное, сказки

---

Шаман

Не реви, говорит,
тише, глупая,
успокойся.
Ну чего ты заходишься,
будто бы в первый раз?
Стыдно плакать при всех,
вон, на нас уже смотрят косо
миллионы испуганных глаз.

Ты пойми,
если я присвоил
твои красоты,
я, конечно, возьму и то,
что в тебе кишит.
Мне милы все твои бандиты
и идиоты,
сумасшедшие и алкаши.
Я в восторге от радужных вод
ядовитой Яузы,
от ожогов сгоревших домов,
от дорожных язв.
Я хожу по вокзалам
под музыку новояза,
пританцовывая и смеясь.
Я люблю, говорит,
и вульгарность твоей Манежной,
и твоих мертвецов,
что толкутся,
глядят,
галдят.

Гладит,
гладит сырой кирпич,
шепчет,
шепчет нежно --
до последних капель дождя.

Смотрит в море людей
с итальянской стены, как с пирса,
руки вскидывает приветственно
и кричит:

Всё, потопа не будет,
расходимся, не толпимся,
дорогие мои москвичи.

@темы: mytop, город, нет в книге

---

* * *

Просыпайся,
как только рванем на волю,
побежим по седому полю.
Ты -- вишнёвым косматым демоном,
вепрем ветра,
я -- дурным зверьком из вельвета
серого цвета.
Из тряпичного зайца
сомнительный Санчо Панса.
Это лучший момент --
пожалуйста, просыпайся.

Просыпайся,
когда замелькают тени,
за камнями этими и за теми.
Тот, кто следом идёт,
под ногами сжигая травы,
как откормленный кот --
прыгнет влево, подденет справа.
Это бойня -- не бой,
мал мирок и завернут в кольца,
чтобы нас раздавить, довольно щелчка
когтистого пальца.
Слышишь?
Бег не спасёт.
Конец.
Пора просыпаться.

Просыпайся,
пока ещё видишь ковыль
выше тяжкой твоей головы,
выше глупой моей головы.
Над твоим развороченным боком
роятся буквы,
у меня распороты швы.
В бурых ранах,
в ватных прорехах
кишат морфемы --
слов не сбить, только звуки выть.

И проснуться.
В полдень.
Без крика.
В сером сердце Москвы.

Солнце белыми иглами
добивает сквозь ветки,
заползает под веки.
В ватном небе голубоватые
венки.

Поскакать на кухню,
искать на полке в корзинке
темные склянки,
вытрясать и глотать по одной
смешные дробинки.
Дальше маяться и крутиться,
пытаясь вернуться,
как на вертеле -- на свету.
Биться в сетку сна,
словно глупая птица,
и пробиться.
Только не в ту.

В той --
седые поля заливает холодом
вечер,
ты уже неподвижен и пуст,
скоро будешь вечен.
Каждый выдох взмывает в небо
в виде белого мотылька,
и вздымаются тяжело
растерзанные бока.
Ниже нежных кистей ковыля
тяжелая голова,
в бурых ранах
кишат морфемы,
собираясь
в слова.

@темы: mytop, вопросы веры, личное, нет в книге

---

Грайндхаус

Кто из них
оставил ему лазейку,
бесполезно теперь гадать.

Он приходит.
Садится.
И шепчет: зенки
подымите-ка, вашу мать,
на меня.
Что-то счастливы вы не слишком,
даже Май, и тот помрачнел.
Ну, смелей,
рассказывайте, братишки.
Кто душил?
Кто стоял на дне
этой ямы, когда вы её копали?
Кто командовал?
Кто тащил?
Август,
хватит реветь,
не позорься, парень,
выключай-ка сложные щи,
всё равно не поверю,
что был не в курсе.
Хорошо, что все собрались.
Подойдите ближе -- брат не укусит,
брат готовит другой
сюрприз.

Первым падает Март,
некрасиво, на бок,
обхватив руками живот.

Истеричный Декабрь визжит,
как баба.

Август плачет.
Ноябрь пьёт
напоследок
из мятой и ржавой фляжки
свой отвратный дешёвый ром --
тянет время, как может,
но тоже ляжет,
вслед за Маем и Сентябрём.

Хладнокровный Январь
только после третьей
оседает в сугроб.
Июль
и Апрель
закрывают глаза,
как дети,
будто это спасёт от пуль.

"Лучше целься,
держи пистолетик ровно" --
ржёт Июнь, но во взгляде -- страх.

Вся в калиновых каплях,
листвой багровой
истекает Октябрь. Сестра.
Чуть заметно дышит,
но постепенно
остывает.
Темнеет взгляд.
На лице не тают белые перья
победившего Февраля.

Теле-СМИ сговорились -- молчат о бойне
на поляне в темном лесу.
Все синоптики блеют в эфир "спокойней",
факты путают,
чушь несут.
В соцсетях некий дурень спамит
коротким
сообщением на стене:
Запасайте консервы, дрова и водку.
Впрочем, можно уже и не.

@темы: осень в легких, война внутри нас, нет в книге, внезапно популярное, сказки, эксперименты

---

* * *

Киноактёры
зримее всех несутся во мглу:
двадцать четыре кадра в секунду,
за кадром кадр.
Так говорил
сумасшедший Рене Лалу --
властелин гигантских улиток
на кружеве сломанных эстакад.

Мы -- не фильм, а дагерротип.
Долго, дорого: ничего
нам не светит, только кровавым --
фотограф в своей каморке.
В старину было модно снимать мертвеца,
как будто бы он живой.
Раз увидел фото -- потом узнаёшь
эти взгляд,
и грим,
и подпорки.

Мы пока без подпорок.
Решившись, дорого заплатив,
проступаем на серебре рассвета,
медленно выгораем.
Засыпай, туганым, посмотри мой сон
про седые косицы ив,
невозможные ирисы,
терпкие яблоки Трой Урая.

Есть такое село
в моей любимой глуши,
там угрюмые ангелы после вахты
сушат грязные рукавицы.
Камские воды,
глиняный берег,
полынь,
камыши,
родники в рифлёных следах колёс.
Как напьешься из-под копытца --
станешь джип вороной,
но скорее козёл-уаз:
развороченный бампер, мутные фары,
не закрываются двери.
Тут бывает и не такое, но не о том рассказ,
а о том, как от желтых яблок
светится берег.

Говорят, их нельзя собрать и,
скажем, сварить компот.
То есть можно,
пробуйте, дурни -- смеются местные.
Плод в корзине тоскует о брате,
том, что в траве гниёт,
и умирает
за час --
из малого солнца
в бурое месиво.

"Круговая порука яблок" --
очень авторское кино:
всё трясется, свет контровой
и ничего
непонятно.
Я пытаюсь их снять на память,
раз с собой не захватишь, но
бестолковая камера
видит
только
серебристые
пятна.

@темы: осень в легких, нет в книге, письмо другу

---

* * *

В царстве шума и сажи,
у железнодорожной насыпи
краски насухо
вытерты осенью и тоской.
Где-то здесь позапрошлый октябрь
надламывал нас и пил;
ястребино крича,
скорый поезд шел высоко.

Здесь-то ты и находишь мох --
невозможно бархатный,
за худыми хибарками,
мертвым пустым депо.
Настоящий, сырой,
из лесов со зверьём и бардами,
будто временно служит тут --
час, как принял пост.

Ты стоишь и смеешься,
смех расходится кольцами,
как же любит скитальца мир,
и любого, кто обречен.
Нежно гладишь свой город по мху,
изучая пальцами,
как любимую спину,
ключицу, шею, плечо...

Обещаешь себе не ждать
ничего хорошего,
будет крошево,
в мох запросишься, идиот.
Город вдруг содрогается,
ощущаешь ладонью дрожь его.
Это поезд идёт.

@темы: город, осень в легких, нет в книге

---

* * *

Страх уходит невежливо,
по-английски,
не оставив даже записки.

Вечером ещё допивал твой виски,
обещал "никогда тебя не покину",
целовал ледяными губами спину,
спускаясь медленно
вдоль хребта,
наваливался, ломал,
как всегда, начинал шептать:
"Что ты воешь?
Я знаю -- тебе со мной хорошо".

А потом ушёл.

Поначалу не веришь:
ждёшь отмены, стука, звонка,
ищешь его семена, драконьи клыки
в цветочных горшках,
вдруг взойдут ублюдки его, сынки,
готовые приласкать.
Ничего не находишь,
ни запаха страха,
ни зернышка,
ни глотка.

Ну вот, теперь хорошо,
вот теперь не вой.
Не страшно теперь ничего.

Не страшно,
когда сумасшедшая с Чистых
на бумажке рисует числа,
с маленьким интервалом,
как даты с детских могил.

Не страшно
найти у оградки свитер и теплые сапоги,
подумать: вот кто-то добрый принёс,
чтобы она согрелась -- мороз,
а мы-то с собой ни шали,
ни водки не взяли.

Не страшно,
что в клубе ещё зависать
три месяца с небольшим,
а ты вдруг расслышал их голоса,
и понял их чертов шифр.
Тех, что сидят, свесив ноги с карниза,
над твоей головой:
ты на четвёртом,
она -- на пятом,
а у него -- восьмой.

@темы: личное, нет в книге, некрополь

---

* * *

Покуда отец слишком бодро
орет "ну с богом",
ночь проревевшая мать
принимается целовать
и причитать "ну куда ты мчишь,
горячая голова?",
она неподвижно лежит
у него под порогом.
Он для неё сыроват.

Пока он толкует с зайцем,
внимает его обидам,
небрежно играет бабочкой,
зачем-то смеясь
(заяц дурак и трус,
но за ним большая семья),
она наблюдает издали
показывая всем видом:
"Это заяц, ещё не я".

Пока он борется с волком,
(и ясно уже, что сборет,
но волк отрежет ломоть --
останется шрам)
её замечают рядом,
здесь где-то её нора:
то скроется, то мелькнёт,
подбадривает обоих.
Рассчетлива и хитра.

Вдали силуэт медведя:
вздымается и клубится
горячее, черное, смрадное --
из недр, с самого дна.
Когда его будет грызть,
надламывать и сминать,
он будет, возможно, думать
что это уже лисица.
Но это пока медведь,
пока ещё не лисица.
Пока не она.

@темы: нет в книге, сказки, персонажи

---

План

Тише.
Слушай.
Нам нужен план,
я же тут не ради стенаний.
Просто если в работу пойдёт
наиболее честный
сценарий,
тот, который и малой лазейки нам
не оставил,
мы должны сочинить сигналы,
условиться о деталях.

Если ты паукомедведь
на восьми мохнатых, здоровых,
сильных лапах --
догоняю в начале второго.
В начале второго сезона,
в начале второго ночи --
лучший час воскрешать героев
из многоточий.
Если ты выгораешь в степь,
становясь ковылём и лунем --
я лосось, мной кипит река,
поднимаемся,
скоро клюнем.

Всякий, кто не понял, о чем мы,
переспросит "о чем вы?"

Если встретимся,
будем ходить на концерты:
на Моррисона, на Башлачева.

Всё получится безупречно,
если следовать плану точно.
С четким планом
не так тошно.
Я стараюсь забыть о том, что
восьмилапому черному зверю,
стальной форели,
степной дали
безразличны наши сигналы,
наши продуманные
детали.

@темы: вопросы веры, нет в книге, вместо любовной лирики, письмо другу

---

Ну и, чтобы два раз не вставать. Питер, воскресенье, 19.00

@темы: выступления

---

* * *

Утром в город приехал цирк.
Все знают, что в город приехал цирк.
Никто не кричит об этом,
ни кузнецы,
ни жрецы,
ни дворники, ни продавцы,
ни детки, ни их отцы.
Все слышали
кимвалы и бубенцы.
Нельзя не заметить,
что в город приехал цирк.
Все знают,
что каждый знает,
что в город приехал цирк.
Все будут вечером на представлении.
И мы попадём, не сцы.

Утром в город пришла чума.
Все знают, что в город пришла чума.
Она похожа на цирк --
приходит вдруг и сама.
Нельзя не заметить,
как яблочный аромат,
как хлебный родной аромат --
текут в её закрома,
где гнильё и тьма.
Всех встречных, велик ли, мал --
кидается обнимать.
Никто не кричит об этом,
но все закрыли дома.
А толку, если чума...

Утром я сбрасываю кошмар,
и просыпаюсь в май.
Кругом провидцы, советчики,
умники и спецы.
Все знают, что если приехал цирк,
то позже придёт чума.
Ну что же, пускай приходит,
у нас образцы
вакцин.
И в юбке цвета циан
смелый маленький капуцин.
Отважный, весёлый, наглый
цирковой капуцин.
И цвета кармин -- пион,
опасный, хищный пион
(лепестки с молочной каймой).
Таких, как мы, погубить --
сначала поймай.
Поймал -- молодчина, жуй,
но
руки
сперва
помой.

@темы: mytop, нет в книге, вместо любовной лирики, эксперименты

---

Паранойя

Трижды кричат сычом --
соберусь и выйду.
Выдох,
бесстрастный взгляд,
поворот ключа,
виду не подавать,
дрожь в руках не выдать,
не семенить,
не оглядываться,
молчать.

Что-то крадётся за мной --
мутноглазый ужас,
вошь,
ненасытный холод,
едкая спесь.
Счастье всегда глуповато
и неуклюже:
просто догнать,
несложно убить и съесть.

Правила очень просты:
чтобы некто выжил,
просто его не включаешь
в свой кровоток.
Этих, красивых, кудрявых --
впервые вижу.
Эти, смешные, мне вовсе никто.
Никто.

Нужно молчать обо всём.
Добываешь радий --
не щебечи, с кем ты был
и в каком году.
Сердце моё подстрелили
в Киллерограде.
Киллера ищут.
Надеюсь, что не найдут.

Нас, осторожных и быстрых,
не видно с вышек.
Шепот по коже,
как сок с ножа -- в шелест крон.
Нет никого со мной --
всех прогнал и выжег.
Нет никого.
Никого.
Никого.
Не тронь.

@темы: личное, нет в книге, вместо любовной лирики

---

Метаморфозы

О том, что уже началось,
ты узнаешь сразу:
строка затрещит на сломе,
на горьком слове,
и все побегут врассыпную,
как от заразы,
как будто их ловят.

И ты побежишь.
Побежишь, побежишь. Не нужно,
не рви на себе рубаху,
не ври с размаху.
Когда началось,
когда действительно страшно --
любой сдастся страху.

Я буду смотреть тебе вслед.
Ну, не я, а то, чем
я стану: комната форточек,
улей строчек.
Рассеян наш новый взгляд
и бросок неточен --
беги, ты проскочишь.

Мы, лес говорящих дудочек,
город Голос,
останемся, пустим корни,
а то, что в коме
лежит в самом центре,
оно уже надкололось,
нажмём и доколем.

@темы: вопросы веры, нет в книге, слова, письмо другу

---

Пояснение

Откуда я их беру?
Ну как вам сказать...
вот он заходит в вагон
с собачкой-трясучкой в руках:
лицо его восково, и на жаре подтаяло.
История прорастает мне в голову
сквозь глаза,
цветёт там внутри фракталами.

Я вижу шестьсот вариантов
но выбираю ближайший,
тот, где он взмокший, лежащий.

Прижимает к себе свою рыжую
бородатую суку,
она ему лижет руку,
пытаясь слизать
странный мертвый запах.
И не трясётся
второй раз в жизни,
поскольку трясётся хозяин.
Должен же кто-то из них
держать себя в лапах.

К тому же два дня спустя
она догонит его,
не от тоски, не от жажды, а просто.
Такой кривоногой, мелкой
не светит уже ничего,
вторая жизнь не по статусу,
не по росту.

Вот так. Не туда зайдёшь --
и ты уже персонаж,
шестьсот вариантов сходятся в точку,
в прицел зрачка.
К счастью, он обнимает собачку,
ему на меня начхать,
и всё хорошо пока.

Я смотрю на них безучастно,
ни острия ножа
не усмотреть во взгляде,
ни намёка,
ни знака.
Хозяин дремлет, а сука
в первый раз
прекращает дрожать --
она только выглядит дурой,
эта собака.

@темы: нет в книге, эксперименты, персонажи

---

Читаю сегодня в Нескучном саду

Оригинал взят у в Додо в Парке Горького. 21 июня, пт, 20:00. Нескучные чтения. Поэтическое солнцестояние

— Сумерки — трещина между мирами, — сказал дон Хуан — это дверь в неизвестное.

Дверь. За ней — бездна. А за бездной — неизвестное. Добро пожаловать.
21 июня, вечер. Чуть точнее - 20ч. В начале будет светло. В конце - тоже.
Единство времени - канун солцестояния, предчувствие русальной недели, близко Иванов день. Единство места - зеленый остров в центре города, здесь еще оживают статуи, светится языческий очаг, нечеловек с флейтой ходит, задевая верхушки деревьев.
Единство действия - уход и возвращение, танцы на грани слова и вечной жизни.
Крысолов умер, да здравствует Психопомп.

Нас ведут:

Мария Галина
Аркадий Штыпель
Дана Сидерос
Екатерина Перченкова




Где: Парк Горького, Нескучный сад, беседка "800-летия Москвы" (место №6 на карте).
Когда: 21 июня, 20:00.

"Только тот, кто ждет, может однажды встретиться с нежданным". Ждать осталось - меньше недели: )

@темы: выступления

---

* * *

Вторую неделю медленно гаснет свет,
и с неба летят гигантские хлопья пепла.
Всё будто ослепло,
пепел скрывает след
любой,
и дорогу, и сквер, и пруд.
Все так ошалели, что даже уже не врут.
мол, всё под контролем,
выходят и говорят:
простите, ребят,
плана нет,
банк идей -- банкрот.

А пепел летит и летит.

Вот сидит мой дед
катает во рту папиросу,
страшно кашляет, сплёвывает мокроту.

Говорит, да ясно же всё, идиоты.
Комок бумаги,
который использовали для розжига,
прогорел,
отсюда и пепел.
Ребёнок бы угадал.
Это закончится скоро, ещё три-четыре дня и
займётся полено, тогда...

А что "тогда"
он как-то
не уточняет.

@темы: вопросы веры, нет в книге

---

* * *

Всегда веселюсь,
когда какой-нибудь идиот
говорит, что он знал, мол,
на что он шёл.

Враньё.
Никто
никогда не знает,
на что идёт.
Каждый думает,
что движется к хорошо.
К некоему хорошо из своего сейчас,
тоже, возможно, годного, неплохого.
Просто в сейчас
он видит малую часть
и не может мыслить толково.

Я тоже,
я тоже не знаю, на что иду,
уверенно декламируя ерунду,
с какими-то даже рифмами непростыми.
И что-то от этих рифм
у кого-то горит и стынет.
У нас вообще всегда
то горит, то стынет.
У нас, нелепых живых,
дурачков и дур,
без плана и компаса рыщущих
по пустыне.

К примеру, прямо сейчас
я пишу как раз
о том, что меня изводит,
и жжет, и месит.

Враньё.

Пока что не месит,
но через месяц
послушный посыльный
доставит этот заказ
куда полагается.
И вот тут начнётся веселье.
И паника,
и удушье,
и вальс,
и джаз.

@темы: вопросы веры, нет в книге, эксперименты