запись тридцать третья

Допустим, я засыпаю, иду к пятну слепящего света,
Ты встречаешь меня у врат
И говоришь: ты во что вообще одета?
Это что, скажи, за разврат?
Это что за майка мятая у тебя?
И почему из швов торчит бахрома?
Тут все апостолы ежесекундно скорбят,
глядя на этот кошмар!

И я улыбаюсь, конечно, так, ни о чём,
Ковыряю белоснежную землю ногой
И соглашаюсь примерить тот пиджачок:
У пятого облака, модный и недорогой.

@темы: личное

---

запись тридцать вторая

Нарния
(как бы фанфик)

За яблоневою дверцей, за стареньким фонарём храните обмылки сердца, последний радушный дом. Покуда снаружи худо, внутри -- весна и покой. Сидите в шкафу, покуда снаружи -- сорок второй. Живите, как королевы, домашний чтите уют, покуда дочери Евы пилотки и раны шьют. Живите вдали от дома, как гордые короли, пока сыновья Адама летят под команду "пли" за край, к золотому небу, к сиреневым берегам, уходят в сырую небыль, в неведомый край и там становятся барсуками, волшебной цветной мошкой, народом, верящим в камень, осиной, дубком, ольхой и прочей разумной флорой. Всем тем, что укроет вас, когда разбомбили город, и мама уже мертва.

@темы: сказки

---

запись тридцать первая

Клуб неблагонадежных

Свет мягок, и дверь заперта.
Здесь каждый -- с каким-то изъяном.
Вот малый, плюющий в стаканы.
Разделавший тётушку в ванной.
Пустивший каймана в фонтан.
Маньяки,
льстецы,
клептоманы:
коктейль для особых гурманов,
любителей слухов и тайн.
Скрестивший блоху и кота.
Учивший младенцев летать
ночами у края карьера.
Мошенники и браконьеры.
Воронам и крысам под стать,
внебрачные отпрыски ночи,
отбросы с самого дна,
неплохо живущие на
доходы с продажи почек.
Я тоже порою... а впрочем,
вам лучше об этом не знать.

Мы все не в своём уме.
Здесь каждый юрист и бармен
владеет своим амбаром
с довольно редким товаром --
от саламандр до комет.
В моём сундуке кентавр,
в мешке голова горгоны,
в жестянке спрут; гнев и гонор
в груди,
на ладонях тальк.
Здесь каждый -- брехун и плут,
мы лжем с душой, вдохновенно
о вечном, о снах, о бренном --
вы верите этим бредням,
на том и стоит наш клуб.

@темы: сумасшедшие, сказки

---

запись тридцатая

Октябрьский мрак тревожней ночного зверька.
Волокна сна легче дыма, острее игл.
Бордовые призраки роз, засушенных в книгах,
Клубятся вдоль полок, стекают по корешкам.

Сгоревшие письма летят из камина в ночь,
Скелеты выходят из спален и гардеробов,
Запретные мысли в худых арестантских робах
Бредут по двору, заглядывают в окно.

Октябрь - репетиция смерти. Как бы легко
Строка ни вилась, голос только темней и глуше.
Из серых ракушечных бус выползают души
Моллюсков, погибших русалок и моряков.

@темы: mytop, город

---

запись двадцать девятая

Памятка

Во время охоты на фей всегда затыкайте уши:
Крик умирающей феи может испортить слух.
Прежде, чем приступить, их две недели сушат,
Вывесив за окно или свалив в углу.

Фей растирайте в ступке до однородной массы
И принимайте внутрь дважды в день до еды
Снадобье это лечит кашель, артрозы, насморк,
Перебивает страхи и сигаретный дым.

Искоренит усталость, гнев и хандру развеет,
Высушит взгляд и голос, выхолостит слова.
Правда, потом годами снятся мертвые феи.
Но от таких видений есть неплохой отвар.

Во время охоты на цвергов не думайте о любимых...

@темы: сказки

---

запись двадцать восьмая

Мамочка, не сдавай ты меня в поэзию,
Там, у поэтов этих, страшней, чем в Африке:
Сыро, темно, и кости хрустят, как вафельки,
Хлюпают щупальца, жвалы звенят, как лезвия.

Всё так стерильно, что негде приткнуться с веником.
Всюду духовность: арки, цветочки, мостики
Всё очень чинно, куда б не приехал в гости ты,
Там очень вежливо чавкают современником.

Каждый получит сполна за штрихи и цвета его:
Аборигены до смерти боятся броского.
Чуть зазеваешься, стукнут томиком Бродского --
Радуйся, что не Пушкиным и Цветаевой.

Мамочка, не губи меня, пожалей меня.
Я лучше как-нибудь так... без семьи, без племени.

@темы: разное

---

запись двадцать седьмая

Паника

После всё, что от них осталось,
привезли в обувной коробке
два служителя Ордена Идиотских Подвигов.
Говорят, был не бой, а танец:
взмахи, па, искры, свист и рокот.
Свидетели плакали в голос, катарсис подлинный.

Говорят, узнав, как они погибли,
даже родня покатывалась со смеху,
впрочем, на панихиде всё было чинно.
Говорят, о них уже пишут гимны,
шьют в их честь сувениры из синтепона и меха,
тёзкам их наливают бесплатно вина.

Говорят, без упоминания их имён
не обходится даже репортаж о погоде,
даже интервью с заштатной кухаркой.
Все подряд слетелись, как мухи на мёд,
и изрекают разные глупости вроде
"Видно, Буджум ошибистей Снарка!"

Прелесть в том, что кто бы как ни галдел,
какие бы умники ни кружили звенящим роем,
чьих бы ни задевали чувств,
действительное положение дел
известно только мертвым героям.
И мне.
Но я промолчу.

@темы: разное

---

запись двадцать шестая

(да, я снова делаю это... но, думаю, это предпоследний друг)


Один мой друг завел себе ангела,
настоящего,
с белыми крыльями и тревожным светом в груди.
Ему предлагали рыбок, кота, гигантского ящера –
не брал: рыбок целое море, а ангел – всего один.

Нормальный попался ангел:
красивый, послушный, ласковый.
Слегка мелковат, но зато освещает комнату в темноте
и балует всех под вечер такими сказками,
каких человек не сложил бы,
да и не захотел.

Мой друг недавно устроился
на вторую работу.
Ангел в доме – не мышка, в содержании дорог.
Он же видеть не хочет супов, котлет и компота,
ему подавай нектар,
креветки,
пармезан в помидорах.

Он пьёт только чистый виски,
спит исключительно сидя,
но чтобы кто-нибудь рядом всё время стоял
с опахалом.
Друг мой стоит.
Сдувает пылинки.
Всё в наилучшем виде.
Недавно они завели грифона, будто забот не хватало.

Я временами ворчу, говорю, зачем тебе это?
Пользы ведь от него никакой, зато по горло возни.
Друг молча смотрит.
В усталых глазах – острые блики света.
И что-то такое...
такое...
Не могу объяснить.

@темы: сумасшедшие

---

запись двадцать пятая

Засыпаешь в пять.
Просыпаешься в семь сорок две
от тишины в голове.
Ни единой буквы,
никаких тебе навязчивых ритмов –
немота чудовищных габаритов.
До обеда ходишь довольный, как слон,
думаешь, вот повезло.
Бережешь пустоту, как багровые нити шафрана,
чувствуешь себя странно.
После обеда становится страшно.

Мечешься, ворошишь
какие-то файлы, записи от руки
черновики.
Куришь в форточку, стараясь выглядеть жалко.
Прячешься в плед, хотя в доме жарко.
Думаешь, сочинить бы стишок про Жака...
ну... того,
что сломал городской фонарь.

На улице хмарь.
Фиговое нынче лето.
Можно рассказать и про это.
Или, допустим, начать с фразы
"Я вижу мертвых людей"

Вот видишь.
Видишь?
Масса идей.

Ангел твой улыбается, пожимает плечами,
достает жестяную баночку из-под чая,
открывает крышку, терпеливо ждёт,
пока они выползают:

чудища с вращающимися глазами,
белые кролики, многоножки строчек,
беглые мысли – без носков, без сорочек,
тощие сюжеты – одна канва,
и слова, слова...

Он дожидается,
пока к тебе вернётся последний хроменький ритм.
Ни слова не говорит.
Прячет банку и исчезает со скоростью пули.
Не услышав, как ты ворчишь,
на черта, мол, мне
этот улей.

@темы: слова

---

запись двадцать четвертая

Летописец

Мистер Инк не любит свой глупый пост -- нет ни премий, ни выходных, невозможно проспать и уйти в запой, бесполезно ворчать и ныть. Он сидит, угрюмый, как Эдгар По, как подкидыш седой луны. Мы несемся мимо -- нелепый полк, валуны. Мистер Инк всё чует: сирень, и тлен, запах моря и запах пихт. Слышит всё, что случается на земле, каждый голос, и взрыв, и писк. Мистер Инк высок и широкоплеч, Мистер Инк никогда не спит. Мистер Инк говорит себе много лет "потерпи". Мистер Инк заносит в большой альбом речь любую, любую весть, Мистер Инк фиксирует чью-то боль и усталость, и смех, и спесь. Всё, что он не заметит, летит за борт, иссыхает, теряет вес. Он, быть может, запишет и нас с тобой, как мы есть.

Миссис Инк никогда не выходит в свет; молчалива, суха, бледна. Миссис Инк красит небо в фамильный цвет, стоя вечером у окна, варит мужу чаёк на разрыв-траве, режет к ужину ананас и уходит, прикрыв за собою дверь, спать одна.

В тех краях, доложу вам, царит зима: стужа, ветер и вечный лёд. Сменщик мистера Инка сошел с ума, а другого никто не шлёт.

@темы: слова, сказки

---

запись двадцать третья

Предположим, тебе шесть лет.
Вокруг закипает лето.
На тебе голубое платьице и белые сандалеты.
Дома ждут котлеты, кисель и повтор балета.
Это здорово. Но занимает тебя не это:
ты стоишь на крыше,
туча вот-вот тебя краем тронет...

Платье всё в гудроне.
Сандалики все в гудроне.

А внизу мальчишки присвистывают с уважением,
Примеряются к крепким новеньким выражениям:
проиграли малявке.
Малявка взлетела вверх, проворная, как коза.

Ты стоишь и стараешься не реветь,
а ведь нужно ещё слезать.

Ты не помнишь, куда ставить ногу,
где держаться руками,
и не знаешь, как показаться маме.

Предположим, тебе двадцать три.
У тебя проекты, дедлайны,
безразмерная майка, шампунь с ароматом киви и лайма,
лето плавит асфальт, чтобы это сносить
нужно сделаться далай-ламой
или, может быть,
саламандрой, виверной, ламией.

Ты стараешься выглядеть глупо, нелепо и неопрятно.
Бесполезно.
Они раскусили тебя: ты не помнишь путей обратно,
не умеешь рассчитывать силы,
никогда не отводишь взгляда
и полезешь куда угодно ради пустой бравады.

Брось. Подумаешь, жарко...
говорят, к обеду станет ненастно.
Может быть, повезёт, и удастся прожить подольше --
вот так же, на спор.

@темы: личное

---

запись двадцать вторая

Русская народная

Ванька с размаху в стену втыкает нож: "как потемнеет лезвие -- кличь подмогу". Тащит к двери рюкзак, на больную ногу тяжко ступая. Молча глядит в окно. Там, за окном, сгущаются облака, тает кармин заката, поют сирены. Марья сидит, к груди подтянув колени, часто моргает, пялится на плакат со знаменитой четверкой из Ливерпуля, думает про себя "кто ж тебе поможет: глуп, неудачлив, хром, и такая рожа, будто в младенчестве в уксус тебя макнули".

Ванька шнурует ботинки, берет тесак, думает про себя "Не реви, ну что ты, ну некрасив, ну глуп. Тоже мне, забота. Ты у меня -- за ум, ты -- моя краса". Сам затворяет дверь, входит в темный лифт, едет, от вони рукой прикрывая нос. Марья себе позволяет немного слёз: ровно три капли и сдавленный жалкий всхлип.

Где-то за МКАДом -- бархатные поля. Ветер свистит, злые вести несёт с востока. Роща за окнами шепчет: суха осока, нежен шиповник, глух камень, сыра земля. Марья сидит на месте. Два дня. Две ночи. Что-то поёт под нос себе, как умеет. Вечером третьего дня нож в стене чернеет и начинает плакать и кровоточить. Марья хватает гладкую рукоять, тащит его из стенки, выходит в город. Думает про себя: "я иду, я скоро, ты постарайся как-нибудь устоять..."

@темы: mytop, сказки

---

Долго сомневалась, но потом решила всё-таки похвастаться:



Я там в какой-то совершенно потрясающей компании.
Всех поздравляю!

А победила Изюбрь, что тоже не может не.

---

запись двадцать первая

Один мой друг зимним вечером дернул куда-то спьяну,
ушел на трассу в метель,
попал под машину.

Пока родные сутками сидели в больнице,
Дежурили посменно у дверей реанимации,
Лезли ко всем приходящим обниматься,
Плакать,
пересказывать случившееся,
виниться,
Он нашел канцелярию, обегав все этажи,
Долго мялся, робел, и в итоге вошел без стука.
Ему предложили на выбор: смерть или скуку.
И он выбрал скуку,
поскольку хотелось жить.

Британские ученые вычислили, верьте или не верьте,
Что девять из десяти склоняются в сторону смерти.

Потом его откачали, хотя уже и не чаяли,
Говорили, "родился заново", говорили "чудо".
В словах его появились страсть, мастерство и удаль,
Он очень умело, почти виртуозно скучает.

Бывало, сидит, утопая в ажурных оборках блузы,
И делает вид,
что читает письмо от музы.

Какая муза, вы что? У музы артроз и дети.
Она оплыла, располнела, готовит, стирает брюки.
Такой отточенный слог бывает только от скуки
Поэтому здесь мне, увы, ничего не светит.

Мне светят другие вещи:
погони, пальба, золотые глыбы
И сотни заиндевевших лестниц в пустое небо.

@темы: сумасшедшие, слова

---

запись двадцатая

Я прохожу мимо, а они мне шепчут, не открывая рта:
ты, говорят, не девочка, а мечта,
коса у тебя густа,
зелены глаза и нежны уста,
приходи, говорят, поболтать.
У нас, говорят, красота,
не то, что у вас там.
А то и вовсе оставайся у нас,
здесь уют, тишина,
земляника, ландыши, белена.
Оставайся, ты нравишься нам.

Я говорю, куда мне... и так полный воз вас тут.
И к тому же, мне рано - малолеток нигде не любят.
Они говорят, у нас нет ограничений по возрасту,
глянь на Оленьку, восемь лет - а уже в клубе.

Я смотрю на Оленьку,
та улыбается мне сквозь ретушь.
Я говорю: "Нет уж!"
И бегу, отбиваясь
от назойливых рук листвы,
к живым.

@темы: mytop, страшилки